Федор Михайлович Достоевский

Жизнь и творчество

Знаменитый русский писатель Федор Михайлович Достоевский родился 30 октября 1821 г. в Москве, в здании Марьинской больницы, где его отец служил штаб-лекарем. Мать, урожденная Нечаева, происходила из московского купечества. Федор Михайлович был вторым из 7-ми детей. Жизнь в семье шла очень однообразно: удовольствия и гости составляли большую редкость. В маленькой казенной квартире дети проводили большую часть времени на глазах родителей; азбуке научила их мать. Позднее к старшим мальчикам ходили два учителя: диакон для Закона Божия и M-lle Сушард (впоследствии Драшусова) для французского языка. Отец был очень суров и требователен. Он часто повторял детям, что он человек бедный, что они сами себе должны пробивать дорогу. Достоевский был очень живым ребенком, первым выдумщиком в играх и шалостях. Он учился хорошо и рано начал читать. Ему шел 11-й год, когда родители его приобрели в Тульской губернии небольшое имение, где стали проводить летние месяцы. До этого он знал только больничный сад да Марьину рощу; но о “народе” он уже имел некоторое понятие через няню, а особенно через деревенских кормилиц, которые рассказывали ему страшные сказки. Дом в деревне был маленький, и мальчики все время проводили на воздухе и в поле, часто среди крестьян. Это было лучшее время в жизни Достоевского. В 1834 г. он поступил с братом Михаилом в известный пансион Чермака. В пансионе братья особенно увлекались уроками словесности, а дома все время отдавали чтению. Федор Михайлович перечитал не один раз историю Карамзина, повести его же, Жуковского, ряд романов В. Скотта, Загоскина, Лажечникова, Нарежного, Вельтмана, а Пушкина оба брата знали почти наизусть.

Когда Достоевскому еще не исполнилось 16 лет умерла мать писателя; через несколько месяцев отец отвез его в Петербург и определил в начале 1838 г. в инженерное училище, одно из лучших учебных заведений того времени. Нервный, впечатлительный, болезненный, Достоевский не мог примириться с военной дисциплиной и шагистикой; для чертежей у него не хватало терпения; к математике сердце его совсем не лежало. Он был не приучен к товариществу, а с братом он должен был расстаться. Самолюбивый Достоевский страдал от отсутствия карманных денег, глядя на состоятельность большинства товарищей. Он держался от класса особняком и приобрел репутацию нелюдимого чудака. Его природная впечатлительность, скрываемая от окружающих, доходила до крайней степени.

В 1841 г. Достоевский был произведен в офицеры; в 1843 г. по окончании полного курса он зачислен на службу при с.-петербургской инженерной команде и командирован в чертежную инженерного департамента. И в офицерских классах училища, и потом на действительной службе он продолжает свою отшельническую жизнь, много читая и пытаясь писать. Из его писем к брату видно, что уже в 17 лет литература поглотила его. Им были прочитаны: “Весь Гофман, русский и немецкий, почти весь Бальзак, Фауст Гете и его мелкие стихотворения, история Полевого, Уголино, Ундина, В. Гюго, кроме Кромвеля и Эрнани”. К этим двум именам следует прибавить Жорж Санд, романами которой Достоевский зачитывался тогда. Через много лет (в “Дневнике Писателя”) вспоминает он, что после чтения Ускока всю ночь провел в лихорадке. Он восхищается Жорж Санд за то, что она “проповедует красоту в милосердии, терпении и справедливости”, за то, что она предчувствует более счастливое будущее человечества. Он бредит Шиллером, знает сонеты Шекспира, цитирует наизусть не только Гоголя и Грибоедова, но и Расина с Корнелем, которых сравнивает с Гомером; интересуется критикой и историей литературы. И выйдя в офицеры, Достоевский бредит одной литературой, страстно увлечен литературной деятельностью. Голова его переполнена планами изданий своих и чужих переводов; ими мечтает он уплатить свои долги и даже нажиться.

Осенью 1844 г. Достоевский подает в отставку, он намерен жить литературным трудом и “адски работать”. Переписав свою первую повесть, он уже сравнивает себя с Пушкиным и Гоголем и так же, как они, желает “крепиться и не писать на заказ”.

В мае 1845 г. Достоевский по указанию Д. В. Григоровича отдал свою повесть Некрасову, собиравшемуся печатать “Сборник”. Впечатление, произведенное ею на Некрасова, Григоровича, Белинского, было потрясающее. Белинский приветствовал его словами: “Вам правда открыта и возвещена, как художнику, досталась, как дар; цените же ваш дар, оставайтесь верны ей, и будете великим художником”. Это была самая восхитительная минута во всей молодости писателя.

Позднее члены того же литературного кружка далеко не с таким восторгом говорили о “Бедных людях”. Последующие произведения писателя Белинский называл “нервическою чепухой” и со свойственной ему стремительностью готов был совсем разжаловать его из крупных писателей. Повесть написана истинным, хотя еще и малоопытным художником. На первом плане для него не красота и сила, а верность впечатления, из-за чего повесть местами и кажется растянутой, скучной, как часто бывает скучна и однообразна сама жизнь. Но автора нельзя считать реалистом чистого типа, простым наблюдателем жизни; он берет не средних людей, а людей особенных, именно несчастных и забитых, и в то же время с самой тонкой душевной организацией; он исследует их душу до крайней ее глубины, в моменты особенно сильного ее возбуждения. Он действует анализом, а не синтезом, как он сам говорит со слов Белинского. Успех, выпавший на долю “Бедных людей”, мог бы вскружить голову и самому флегматичному, вполне зрелому человеку. Болезненно самолюбивый Достоевский был возбужден им до крайней степени. Самые грандиозные планы кипели в его голове. Не кончив одной работы, он хватается за несколько новых. В каждом последующем произведении он мечтает сделать огромный шаг вперед, “заткнуть за пояс” и самого себя, и всех других. До своего ареста в 1849 г. Достоевский, по-прежнему страшно много читавший, написал десять повестей, не считая множества набросков и вещей неоконченных. Самая обширная из повестей, непосредственно следующая за “Бедными Людьми”, — “Двойник” (1846 г.). Это одна из наиболее тяжелых, мучительных вещей писателя для чтения и одна из самых характерных по содержанию. Как “Бедные люди” — “Шинелью”, так “Двойник” вдохновлен “Записками сумасшедшего” Гоголя, но отличается от них крайнею растянутостью и несравненно более глубоким анализом. В следующих повестях: “Прохарчин” (1846 г.), “Слабое сердце” (1848 г.), “Чужая жена” (1848 г.), “Роман в 9 письмах” (1847 г.), “Ревнивый муж” (1848 г.), “Честный вор” (1848, под заглавием: “Рассказы бывалого человека”), “Елка и свадьба” (1848 г. — наиболее стройное и изящное его произведение этого периода), Достоевский изучает тот же чиновничий мир, на который натолкнул его Гоголь; но он идет дальше учителя в двух отношениях. Типы у него гораздо разнообразнее: рядом с жалкими, придавленными до отупения или опустившимися до беспробудного пьянства “чиновниками для письма” и надутыми до потери человеческих чувств “их превосходительствами” он выводит и чиновников средней величины, обеспеченных материально и претендующих на бонтонность, и болезненно-чувствительных мечтателей в роде Васи (“Слабое сердце”), и грубоватых на вид, но счастливых чужим счастьем людей в роде Аркадия (там же). Во-вторых, Достоевский глубже исследует эти типы и их душевные движения и создает интереснейшие психические этюды, то ужасные по своей нагой беззастенчивости, то глубоко, до болезненности трогательные, но никогда не достигающие художественной ясности, прелести и законченности повестей Гоголя.

Особую группу представляет “Хозяйка” (1817), “Белые ночи” (1848) и “Неточка Незванова” (1849). Это — не физиологические картины служащего Петербурга, а первые наброски пробуждающегося творчества крупного художника. В руке его пока нет верности и твердости; он еще не может найти надлежащего тона; образы его еще неясны ему самому, но в них уже чувствуется созидающая сила; она слышится даже и в самом тоне речи, в оригинальном и сильном языке. Во всех этих трех повестях резко выступают особенности будущего писателя: его герои — люди “с судорожно напряженной волей и внутренним бессилием”, люди, которым обида и унижение доставляют болезненное наслаждение — люди, которые в себе самих не могут отделить любви от ненависти и сами себя не понимают, себя самих “вместить не могут”. В продолжение всего этого первого периода своей литературной деятельности Достоевский, несмотря на хороший заработок, был кругом в долгах и “в тисках у нужды” — до того плохо умел он устраивать свои денежные и вообще практические дела. Здоровье его тоже не было удовлетворительным; он несколько раз думал серьезно заняться им, но не было ни средств, ни времени. С кружком “Современника” он скоро совсем разошелся, однако, довольно долго поддерживал хорошие отношения с Белинским, хотя и очень оскорблялся его неблагоприятными отзывами о последних повестях.

“Неточка Незванова” осталась неоконченной вследствие катастрофы, постигшей Достоевского: в ночь на 23 апреля 1849 г. он был арестован и провел восемь месяцев в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Он написал там повесть “Маленький герой”, напечатанную только в 1857 г. Причиной ареста было так называемое дело Петрашевского. Достоевский был судим за то, что посещал собрания у Петрашевского три года, слушал суждения и сам принимал участие в разговорах о строгости цензуры, и на одном собрании, в марте 1849 г., прочел полученное из Москвы от Плещеева письмо Белинского к Гоголю, потом читал его на собраниях у Дурова и отдал для списания копии Монбелли; на собраниях у Дурова слушал чтение статей, знал о предложении завести литографию, у Спешнева слушал чтение “Солдатской беседы”. Приговор генерал-аудиториата о нем гласит: “За участие в преступных замыслах, распространение письма литератора Белинского, полного дерзких выражений против православной церкви и верховной власти, и за покушение, вместе с прочими, к распространению сочинений против правительства посредством домашней литографии” он ссылается на каторгу на 8 лет. Государь изменил это наказание, утвердив каторгу “на 4 года, а потом рядовым”.

21 декабря 1849 г. Достоевский вместе с другими осужденными был вывезен на Семеновский плац, где всем им был прочитан приговор к смертной казни через расстрел, потом объявлено помилование и приговор в окончательной форме. 24 декабря писатель был отправлен в Сибирь. В это время он не чувствовал себя подавленным и утешал при прощании брата Михаила, говоря, что “и в каторге не звери, а люди” и что по выходе из каторги ему “будет о чем писать”. Дорога до Омска в суровое время года не легко отозвалась на здоровье Достоевского: у него открылись золотушные раны на лице и во рту.

Жизнь писателя в остроге хорошо известна по “Запискам из мертвого дома”, где, как он сам говорит, он “под вымышленными именами рассказал свою жизнь в каторге и описал своих прежних товарищей каторжных”: краски только немного гуще в секретно пересланном, откровенном письме к брату, писанном 22 февраля 1854 г., т. е. почти сейчас же по выходе из острога.

Одиночное заключение, приговор на Семеновском плацу и каторга были страшным испытанием для Достоевского, но они излечили его от многих недостатков, как считали одни, выработали его убеждения, а наблюдение окружающего раскрыло перед ним такие горизонты и такие глубины человеческой души, каких не видал ни один писатель до него. Другие весь болезненный надрыв его произведений, его мистицизм и его переход из одного лагеря в другой объясняют тем, что каторга сломила его нравственно, не говоря уже о том, что окончательно погубила его здоровье. Первые забывают, что писатель и в ранних своих произведениях выказывал необыкновенную глубину анализа, а с другой стороны, он и после каторги остается тем же болезненно самолюбивым и нетерпеливым человеком и тем же поэтом безысходного страдания, душевных ненормальностей и болезней. Вторые упускают из виду слабые стороны произведений его первого периода. Каторга не сломила Достоевского, не убавила энергии и жажды умственной жизни, но она не могла не надломить его, как это видно из приниженного тона сибирских писем и из патриотических стихотворений, которыми надеялся он снискать себе полное прощение. Эти 4 года невольного умственного застоя не могли пройти бесследно, не говоря уже об эпилепсии, которая к тому времени определилась совершенно ясно. Впрочем, этот “надлом” нисколько не отражается на “Записках из мертвого дома”, над которыми он принимается работать по освобождении.

“Записки из мертвого дома” — наиболее художественное, единственное безусловно-художественное произведение Достоевского, так как в них великая идея и прекрасная форма вполне уравновешены между собою. Во всех его последующих произведениях идея как будто подавляет самого автора и берет над формою верх; он стремится выразить эту идею с такою же силою и убедительностью, с какою сам сознает и чувствует ее, а это ему удается не сразу. Добившись, наконец, выражения точного и достаточно сильного, он не решается исключить все прежние попытки, так как в них известная сторона идеи выражена с большею ясностью, нежели в окончательной форме. Он, конечно, сознает, что от этого страдает стройность композиции; но он всегда склонен жертвовать красотою для истины. По той же причине Достоевский, столь ревнивый к оригинальности своих произведений со стороны идеи, не задумываясь, повторяет свои типы и положения, если находит, что их можно выразить еще сильней и рельефней, нежели он сделал это прежде. Но очень часто писатель не имел физической возможности выправить свое произведение и сделать его более сильным и стройным. Первая часть была уже в руках читателей в то время, когда он писал вторую. Причины, почему так исключительно посчастливилось “Запискам из мертвого дома”, две: первая, конечно, — содержание, не выдуманное, а данное собственной жизнью, что для поэта правды всегда представляет огромную выгоду; вторая — та, что, работая над ними, Достоевский, не надеясь на их пропуск цензурой в печать, писал их почти для себя и таким образом имел полную возможность выносить их в своей душе.

Солдатская служба в сравнении каторгой не казалась Достоевскому особенно тяжкой. 1 октября 1855 г. он был произведен в прапорщики.

6 марта 1856 г. в г. Кузнецке Достоевский женился на вдове Марье Дмитриевне Исаевой. Брак увеличил денежные нужды писателя (у него был пасынок, о котором он заботился всю последующую жизнь), и ему еще чаще пришлось обращаться за помощью к друзьям и брату Михаилу, который в это время стоял во главе папиросной фабрики. и дела которого шли удовлетворительно.

В 1859 г. Достоевский был прощен, ему позволили выйти в отставку и вернуться в Россию. В этом же году он печатает две большие повести “Дядюшкин сон” (“Русское Слово”) и “Село Степанчиково и его обитатели” (“Отечественные Записки).

“Дядюшкин сон” — одно из наименее субъективных произведений писателя. Тема его до крайности невинная, не имевшая ни малейшего отношения к жгучим вопросам действительности: это — история неудачной попытки женить полуразвалившегося старика на красивой и умной барышне. Достоевский был, очевидно, недоволен тем, как он справился с этой темой, и через 15 лет переработал ее вновь в “Подростке”, реальнее и глубже.

“Село Степанчиково” — произведение вполне оригинальное, и тема эта у писателя уже никогда не повторялась. В письме к А. Майкову от 18 января 1856 г. Достоевский писал: “я шутя начал комедию и шутя вызвал столько комической обстановки, столько комических лиц и так понравился мне мой герой, что я бросил форму комедии, несмотря на то, что она удавалась, собственно, для удовольствия как можно дольше следить за приключениями моего нового героя и самому хохотать над ним. Этот герой мне несколько сродни. Короче, я пишу комический роман, но до сих пор все писал отдельные приключения; написал довольно, теперь все сшиваю в целое”.

По возвращении в Россию Достоевский, не имея права жить в столицах, поселился в Твери, но усиленно хлопотал о дозволении переехать в Петербург, и через несколько месяцев хлопоты его увенчались успехом. В 1860 г. Д. уже окончательно основался в Петербурге и с 1861 г. вместе с братом издает ежемесячный журнал “Время”, в котором печатает свой первый большой роман: “Униженные и оскорбленные” и “Записки из мертвого дома”.

Роман “Униженные и оскорбленные” не очень высоко ставили даже самые близкие друзья писателя. Это — фельетонный роман, говорили они; в нем куклы, ходячие книжки, а не люди, — и сам автор соглашался с ними, называл свой роман произведением диким, хотя и находил в нем полсотни страниц, которыми он мог гордиться, и два серьезных характера. Добролюбов поставил его ниже эстетической критики и поставил не голословно, а с очень вескими доводами и при полной симпатии к автору. Мнение публики, очевидно, совсем другое: в несколько лет роман выдержал 5 изданий и читался почти так же усердно, как “Преступление и наказание” или “Карамазовы”, и значительно больше, чем “Подросток”, “Идиот”, “Бесы”. Роман, действительно, имеет вопиющие недостатки вследствие той страшной поспешности, с которой писал его Достоевский (он в то же время вел и несколько других отделов в журнале, и нес на себе половину забот по редакции). Здесь впервые развернулось нравственное миросозерцание вполне созревшего Достоевского, не затемненное политикой и публицистикой. Основа этого миросозерцания — вера в человека, в чистоту его сердца, и глубокое убеждение, что спасение от всех зол жизни в нашей власти; надо только исполнить евангельскую заповедь: возлюби ближнего как самого себя. Люди добры по природе; они делают зло только по недоразумению: поймем это, и зло исчезнет. Алеша — один из тех характеров, оригинальностью которых справедливо гордился Достоевский. Это взрослый ребенок, чистый сердцем, несмотря на свое воспитание в аристократическом доме негодяя-отца, несмотря на свою жизнь в кругу петербургской золотой молодежи; что бы он ни делал, все хорошие люди, все дети и все животные всегда будут любить его. Он ограничен, легкомыслен, вечно под чужим влиянием, а все-таки всегда и во всем прав, потому что не знает зла и не может понять его. В журнале “Время” (1862) Достоевский напечатал еще небольшую повесть “Скверный анекдот”, носящую на себе довольно явные следы подражания “Губернским очеркам” Щедрина. Успех журнала обеспечивал братьев Достоевских, и летом 1862 г. писатель смог съездить за границу полечиться. Запрещение “Времени” расстроило дела Достоевских; однако писатель опять был вынужден на лето уехать за границу лечиться.

С 1864 г. М. Достоевскому было разрешено издание журнала “Эпоха”; но она не имела такого успеха, как “Время”. В это время Федор Михайлович был в Москве и почти не мог помогать брату, он был болен сам и ухаживал за умирающей женой, которая скончалась 16 апреля 1864 г.